Парижские ночи Офелии [= Офелия учится плавать ] - Сюзан Кубелка

Дальше в своих размышлениях я не иду. Вдруг сажусь рывком и затягиваю потуже зеленый халат. Я стала ненавидеть мужчин? Именно я, дело жизни которой пропагандировать любовь между людьми? Мысль отрезвляет.

Я встаю и начинаю нервно ходить по салону. Голова болит, кровь пульсирует в ране, в легких резь, глаза жжет – я жертва четырех уличных грабителей! К черту! Разве я не могу так думать? Могу! Но не хочу! Я не хочу ненавидеть! Это против моей натуры. К тому же я знаю так же твердо, как то, что меня зовут Офелия: ничего нет легче, как натравить сегодня друг на друга мужчин и женщин. Я слежу за этой тенденцией не один год и не хочу иметь ничего общего с лавиной ненависти этого проклятого века. Существуют и хорошие мужчины! Не бывает мужчин вообще. Есть плохие и хорошие, как повсюду есть хорошие люди, и ни один народ не состоит из одних злодеев. Я не хочу никого подстрекать, не хочу битвы амазонок. Так или иначе, но убивают всегда не тех!

А карате я все же изучу. И никогда больше не буду брать с собой сумку. Зачем мне нужны все эти кредитные карточки, чековая книжка, наличность, паспорт и записная книжка, если я иду в кино? Женщины носят с собой слишком много всякого барахла. Только идиоты тащат на себе полдома, когда идут вечером гулять.

Теперь буду брать с собой только самое необходимое. И рассовывать это по карманам.

И вот что я еще сделаю – и это самое главное. Я заставлю себя как можно быстрее забыть сегодняшний случай. Тот, кто ненавидит, становится некрасивым! Я не так глупа, чтобы отныне ходить с опущенными уголками рта и выглядеть на десять лет старше. Мир полон ожесточившихся, запуганных, серых, сломанных, ненавидящих людей. Никогда я не буду одной из них, никогда!

Меня не сломит никто!

Этого удовольствия я не доставлю никому, и уж тем более четырем приблудным подонкам. Выбрось за борт рухлядь!

Я резко останавливаюсь перед камином, смотрюсь в висящее над ним зеркало в золотой раме и заставляю себя улыбнуться. Ну вот! Опять получается! Глаза уже не такие красные, взгляд, правда, страшно печальный, но это пройдет. Только не слишком жалеть саму себя. Это был бы конец!

Вот стою я одна в многомиллионном городе, и нет никого, кто бы меня утешил.

Ну и?

Утешу себя сама. А завтра будет видно!

Нападение было чревато последствиями. Происходят странные вещи! Я сама себя не узнаю!

Впервые в жизни я бросила работу. Я, правда, каждое утро сажусь, как обычно, за письменный стол, все раскладываю – небрежные страницы Нелли справа от машинки, готовые страницы рукописи слева, – начинаю читать, вставляю лист бумаги, и дальше этого дело не идет. Все это лишено смысла. К чему работать, если я в любую секунду могу оказаться мертвой? Зачем писать хотя бы еще одно слово?

Волна отвращения накатывает на меня, когда я смотрю на стопку напечатанных листов. Сто пятьдесят готовых страниц! С большим трудом выкристаллизованные из путаных обрывков мыслей Нелли. Выстроенные в четкие, выразительные фразы. Стилистически причесанные, отполированные, сделанные понятными и доступными. Час за часом терпеливая, напряженная работа. И к чему все это? Чтобы на меня напали в метро?

Я звоню Нелли, рассказываю ей всю историю и прошу на пару дней отпуск. Она сразу входит в положение и рекомендует посетить замки Луары. Счет я должна отослать ей. Звонит мать, утешает меня, сочувствует. Не хочу ли я приехать домой? Она вышлет мне билет на самолет. Я долго раздумываю. Предложение заманчивое. Но потом я решаю остаться. Я не убегу. Я должна преодолеть шок другим путем.

Из пары дней отпуска получается целых два месяца.

С начала мая до начала июля я не в состоянии сконцентрироваться и не пишу ни одного слова. Зато погружаюсь в бурную парижскую жизнь, ощущение радости от этого великолепного города у меня осталось. В метро я больше ни ногой! Езжу в автобусе или в такси на показы мод, концерты и в театр. Посещаю оперу, все музеи, брожу по улицам, часами сижу на террасах кафе и наблюдаю за множеством прекрасных людей, которых так же, как и меня, потянуло на берега Сены из самых отдаленных уголков земли.

Моя жизнь полна крайностей. Если первые три недели я безвылазно провела дома, то следующие восемь я все время в пути. Ничто не в силах удержать меня в квартире. Не успеваю проснуться, как мне уже надо быть среди людей. Я молниеносно одеваюсь, вылетаю из дома, бегу вверх, на площадь Контрэскарп, чтобы позавтракать в «Кружке пива». И только когда передо мной стоит большая чашка ароматного кофе со сливками (во всем Париже не найдется вкуснее), когда я слышу речь и смех, только тогда мне становится лучше.

Временами я вижу Юсуфа, помогающего в тунисской кондитерской. Один раз он подходит ко мне, чтобы передать привет от Нури. Я должна хранить ему верность, летом он приедет меня навестить. Ну-ну! Лето еще не скоро, не буду забивать себе этим голову. Сейчас я хочу развлекаться! Именно теперь! Пока продолжается эта прекрасная жизнь! Кто знает, что будет завтра? Я больше ни в чем не уверена!

Я выхожу каждый вечер и никогда не возвращаюсь раньше четырех утра. Случайно обнаруживаю джаз-клубы в Шателе – «Маленький оппортунист», «Соленый поцелуй», «Мюзик-холл», «Сансет» – тесные прокуренные кафе, чаще всего в подвалах, в которые раньше меня бы не затащили на аркане. Но теперь я просиживаю здесь каждую ночь, и музыка бальзамом льется на мою израненную душу.

Лучшие в мире музыканты приезжают в Париж. Я слушаю Диззи Гиллеспи, Кларка Терри, Бадди Тейта, Чета Бейкера, Оскара Петерсона и Рея Чарлза. Плачу триста франков, целое состояние, чтобы послушать Эллу Фицджералд во Дворце конгрессов, быть может, это ее последнее выступление, и я не хочу его пропустить. Она поет великолепно. Публика неистовствует!

Я люблю классическую музыку, но сейчас мне необходимы ритм, экстаз, экспрессия, хочу стучать в такт ногами и смотреть, как музыкантам пот течет за воротник. Я хочу музыку, которая рождается на глазах, при которой невозможно оставаться спокойной, хочу самых высоких тонов, стремительных пассажей, сладострастного благозвучия.

Джаз – это выраженная в музыке сексуальная энергия, плотское желание. Воздух пропитан эротикой. После каждого сольного выступления я до боли хлопаю в ладоши. Я знаю, что мои рыжие кудри пылают в темноте. Чувствую, что притягиваю к себе все взоры. Таинственная незнакомка, одна приходит, одна уходит. Что может быть более интригующе?

Музыканты улыбаются мне со сцены. Мужчины придвигаются поближе. У всех на уме одно и то же. Кто она? Откуда? Можно ли осмелиться заговорить с ней? Но после последнего выступления между двумя и четырьмя часами утра я всегда встаю, выхожу на улицу, беру такси и еду одна домой, утомленная и счастливая, в ушах еще звучит музыка, в крови играют ритмы. Я больше не боюсь! Я живу! Все будет хорошо!

Я трачу много денег.

Ну и что такого? У меня они есть. Впервые я иду к косметичке, но не в один из больших салонов. Я иду к Жанне на улице Ласепед, которая сама изготовляет свои кремы, она основательно чистит мне кожу, делает мягкий массаж, говорит мне комплименты, которым я, естественно, радуюсь.